Арт-бессмертие: как искусство породнилось с биохакингом
Интерес художников к теме смерти и бессмертия наконец совпал во времени с главным научным трендом — поисками волшебной таблетки или другого способа обрести вечную жизнь. Почему именно этот вопрос стал главным для арт-мира, рассказывает Алиса Прудникова, комиссар Уральской индустриальной биеннале, которая в 2019 году будет посвящена именно бессмертию

Причина смерти

Многие художественные, научные и академические проекты в этом году посвящены теме смерти и бессмертия. Это буквально оголенный нерв актуальной интеллектуальной повестки. Почему так сложилось? Во всем мире в целом изменилось отношение к смерти и отношение к мертвому телу. Вопросы прогресса медицины и старение населения, новое качество жизни, практики биохакинга и эксперименты с темой смерти естественным образом нашли отражение в искусстве. Например, в работе британских художников Джеймса Аугера и Джимми Луазо, которые создали проект «Загробная жизнь», описывающий систему генерации электроэнергии на основе химического разложения погребенных человеческих тел при помощи микробиологических топливных элементов.


Делая на основе этой энергии лампы или батареи, близкие, так сказать, продолжают освещать и греть и после своей смерти — все сегодня говорит о том, что мы можем максимально продлевать свою жизнь. Но пока мы так много говорим о бессмертии и верим в возможность его отыскать, приходится особенно остро переживать его невозможность в реальной жизни, сталкиваясь со страшными потерями, например смертью близких от рака. Поэтому приходится изо всех сил хвататься за любую возможность спасения тех, кто еще с нами.


Бессмертие — огромная тема, одновременно очень личная и актуальная. Она объединяет и временность, и культурную память, и футурологию. Музей — бессмертие, искусство — бессмертие. Именно об этом и культовое произведение Ильи Кабакова «В будущее возьмут не всех», и новые эксперименты Артема Филатова и Алексея Корси на территории Нижегородского крематория с созданием нового типа пространства памяти — «Сад им», очень лирический проект, где каждый может посадить растение в память об умершемьше.


В искусстве, которое осмысляет смерть и ее неизбежность — от египетских пирамид до Дэмиана Херста, мы видим витки утверждения — отрицания смерти, и это дает нам шанс выйти за данные смертью пределы.

О вечной жизни можно говорить и с эзотерической, и религиозной точки зрения, но для современного художественного и исследовательского мира прежде всего важны следующие аспекты, которые и стали трамплинами для работы кураторов Уральской биеннале.

Первый трамплин — цифровое бессмертие. Как опыт передается из поколения в поколение, как текст или художественное произведение может служить билетом в вечность, что произойдет с нашими цифровыми репликантами после смерти? Например, стартап Евгении Куйды Luka выпустил чат-бота, воспроизводящего манеру общения бывшего арт-директора «Стрелки», ее близкого друга, погибшего в ДТП Романа Мазуренко.

.

Эта тема прежде всего бросает этический вызов всему человечеству в век всепоглощающих социальных сетей. Тут можно вспомнить огромное количество сюжетов сериала «Черное зеркало», повальную страсть к экспериментам с состариванием собственного лица в FaceApp или новые практики памяти об умершем через создание его бота. Тема бессмертия так или иначе беспокоит сценаристов и разработчиков, оказываясь мейнстримом в современной культуре, что еще раз доказывает, что этот вопрос становится одним из главных — не только в философском, но и в каком-то практическом смысле. Достаточно вспомнить сериал «Черное зеркало», который основан на развитии очень возможных сценариев нашего близкого будущего, захваченного технологиями, и новых норм этой перспективы.


Второй трамплин — бессмертие социальное. Как и почему социальный порядок все время воспроизводится, а искусство претендует на «вечность», на включение в некий великий канон, который предписывается знать всем и каждому? Значит ли это, что политический строй и произведения искусства в некотором роде стали бессмертными? Здесь мы говорим об этом бессмертии, которое есть не что иное, как культурная память, постоянно воспроизводящаяся через сеть авторитетов (искусствоведы, история искусств, система образования) и заучивания. То есть Джотто по-своему бессмертен, потому что нас выучили его помнить. В то время как его менее удачливые товарищи известны горстке искусствоведов.


5 биеннале о человечестве, искусстве, культуре и бессмертии

В этом году тема Уральской индустриальной биеннале — «Бессмертие», наверное, самая универсальная из всех, что были ранее. А появилась она вот как: мы вспомнили притчу о европейских туристах, которые восходили на одну из вершин Гималаев в сопровождении шерпов (народности, живущей в Непале). Шерпы предлагали туристам часто делать привалы, объясняя это тем, что «наши души за нами не поспевают». И эта фраза кажется очень созвучной духу времени: она не перестает напоминать о том, что мы постоянно что-нибудь не успеваем. И эта вечная нехватка времени стала как будто бы краеугольной темой всех разговоров в современном мире. Вопрос бессмертия — это всегда вопрос времени, которым мы располагаем и которым учимся управлять.


Конечно, Уральскую биеннале интересует и футурологический потенциал темы бессмертия, ее связь с наукой и технологией предлагают разные сценарии будущего, в том числе такого, где бессмертие — закономерный венец технического прогресса. Но этот, казалось бы, неостановимый научный прогресс происходит по-разному в обществах с отличными культурами и ценностями. Классические примеры — вроде китайского пороха, изобретенного еще в IX веке, но использовавшегося исключительно для создания шутих, — показывают, насколько отличаются подходы к научному знанию и неопровержимым фактам в Европе и Азии и какие разные последствия каждого изобретения могут иметь в мире. В этом смысле нам очень важно, что куратор основного проекта — Шаоюй Вэн, родившаяся в Китае, учившаяся в Европе и сейчас работающая в США в музее Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке приносит и свой личный опыт изучения этих культур и подходов в проект.


Разговор о технологическом бессмертии возможен только в контексте европейской культуры, которая всегда мобилизует технологии для очень прикладных задач; грубо говоря, идея бессмертия в китайской культуре и идея использования технологий в Китае радикально отличаются от европейской (даже несмотря на то, что они вписаны в международный и мировой рынки). Главный вопрос биеннале — как мы можем преодолеть не только смерть, но и

бессмертие?


Помимо Уральской индустриальной биеннале современного искусства, в рамках так называемого «биеннального треугольника» в сентябре открываются Стамбульская биеннале, куратором которой выступил всемирно известный разработкой эстетики взаимодействия.


Николя Буррио и которая будет посвящена антропоцену, и Лионская биеннале, которую курирует группа кураторов из парижского музея Palais de Tokyo, который провозглашает себя антимузеем и делает самые живые экспериментальные выставки в Париже и которая пройдет на площади более 30 000 кв. м бывшей электростанции Fagor. В Лион стоит ехать, чтобы сразу изучить весь регион Овернь-Рона-Альпы, 20 выставок биеннале разбросаны по 13 городам.


В сентябре же открывается Бергенская ассамблея, триеннале, посвященная проблемам исследования и художественного производства. А это самый спорный вопрос на сегодняшний день, когда практика искусства стала настолько широка и неконвенциональна. Самый критический формат, осмысляющий сегодняшний биеннальный процесс.


Медиабиеннале в Сантьяго, столице Чили, в декабре откроет конференцию по архивированию сложнейшего и комплексного биеннального процесса.


Источник: Forbes Life